[Дунаданка]

ежик ужик, лично для тебя

Глава 1. Не рад знакомству
Щелкнув кнопкой соковыжималки, Джаспер с удовольствием втянул носом воздух, мгновенно наполнившийся свежим ароматом грейпфрута. Грейпфруты - они такие же, как кофе, вино и сельдерей: невкусно, но как пахнет!.. Перелив сок в стакан и сделав первый глоток, Джаспер скривился от заполнившей рот горечи, но ощущение собственной правильности все равно распирало его изнутри - новый город, новая жизнь, новый образ жизни. Ведь эта новая жизнь, как только что купленный навороченный гаджет, пока еще завораживала его своей новизной, и точно так же, как с этого гаджета, он сдувал с нее пылинки и трясся, чтобы не дай боже не уронить и не поцарапать. И пока жизнь была новой, рука не поднималась портить ее сигаретами, пиццей и сном до полудня.
Допив сок и впихнув в себя несколько ложек омлета, Джаспер старательно вымыл посуду - жизнь пока что новая и должна быть идеально чистой - и, столь же старательно почистив зубы, взглянул на себя в висевшее над раковиной зеркало. Шрамы до сих пор не зажили, уползая с лица под волосы пугающими красными полосами, но в целом вид у него был вполне ничего, даже и не скажешь, что в Конкорд он переселился прямиком из вашингтонской больницы. Поколебавшись, он предпринял еще одну попытку усмирить безбожно отросшие волосы, запутанные не хуже наушников от плеера у него в рюкзаке. Давно нужно было смотаться в парикмахерскую. Но, не считая шевелюры, вид у него был вполне подходящим для серьезного молодого человека, собирающегося на очень серьезное собеседование в чрезвычайно серьезный университет, а таковы и были его планы. Джаспер медленно и глубоко вздохнул и чокнулся со своим отражением стаканом с зубной щеткой.
- Ну, удачи! - пожелал он сам себе, и отражение послушно шевельнуло губами, вторя этому тосту. Джаспер усмехнулся и вышел из ванной, мысленно напоминая себе, что разговаривал с зеркалом не потому, что он шизик, а потому, что выжил, по словам врачей, только чудом и до сих пор бессознательно хватается за любое напоминание о том, что он все еще на этом свете и может видеть себя живым.
Выйдя из дома, Джаспер вежливо кивнул в ответ на приветственный возглас соседа, как раз спустившегося с крыльца во двор за утренней газетой, подхватил с газона свою собственную свежую прессу и зашагал вниз по улочке к центру города. Идти было прилично, но с недавних пор он предпочитал передвигаться на своих двоих, а не на автомобильных четырех.
Добравшись до железнодорожной станции, Джаспер купил билет и, бегом рванув от кассы на платформу, успел заскочить в готовые захлопнуться двери экспресса. Утренний час пик был в разгаре, поезд был полон, и он с трудом отыскал себе место - между дремлющей старушкой с раскрытым на коленях детективом Кристи в бумажной обложке и парой школьников-близнецов. Напротив него, с ногами забравшись на сидение, устроилась коротко стриженная девушка-подросток, в модно драных джинсах и голубой футболке с ярко-алым сердцем, выложенным миллиардами сверкающих стразов на груди. Когда Джаспер сел на соседнее место, она подняла на него взгляд от мятого билета, который крутила в пальцах, и внимательно, даже выжидающе посмотрела ему в глаза. Джаспер мимоходом улыбнулся ей, разворачивая газету, и в ответ на это девушка окинула его таким потрясенным и обрадованным взглядом, как будто он только что предложил ей руку и сердце. Впрочем, такого Джаспер никогда не вытворял и не имел представления о том, как выглядят девушки в подобных ситуациях. Грядущее собеседование будоражило нервы, и он совсем не был в настроении для случайных знакомств, а настойчивый взгляд соседки не давал расслабиться, и Джаспер отгородился от нее своей газетой.
«Семьдесят за десять: серийный убийца, на счету которого десять жертв, приговорен к семидесяти годам тюремного заключения. Вчера вечером был оглашен приговор по нашумевшему делу...» - прочитал Джаспер на первом развороте и, хмыкнув, перевернул страницу. Раньше он любил с кровожадным торжеством почитывать подобные статьи и холодно радоваться тому, что справедливость одержала очередную победу, но новая жизнь таки была для такого мрачного чтива пока еще слишком новой. Помимо громкого дела нью-йоркского убийцы газета полнилась статьями о мелких городских происшествиях, политических деяниях местной верхушки, сплетнями о знаменитостях, спортивными новостями и заметками на все другие существующие в природе темы. Взгляд Джаспера зацепился за короткую статью, озаглавленную «Удручающая статистика». Речь в ней шла о растущем с каждым годом количестве автомобильных аварий и вызванных ими смертей. «Незнание правил, алкоголь, простая невнимательность - на дороге все это убивает так же верно, как пуля. Может ли случайность и дальше служить для безответственных водителей оправданием убийства и какова должна быть позиция общества в этом непростом вопросе? Ответ становится особенно важен сейчас, когда число жизней, ежегодно уносимых дорожно-траспортными происшествиями, давно превышает пугающие показатели жертв уличной преступности». Джаспер несколько раз перечитал статью, чувствуя внутри неприятный холодок. Его собственную жизнь едва не отняла автомобильная катастрофа. Но ведь он действительно не был виноват! Был гололед, машина потеряла управление, тут и супергерой ничего бы не успел сделать! А потом фонарный столб, скрежет металла, стекло сыплется на него ливнем осколков - и все. Кома.
Пытаясь отвлечься, Джаспер пролистал газету и открыл раздел, посвященный развлечениям. Его взгляд уперся в украшенный множеством иллюстраций обзор киноновинок месяца. «Красавица и чудовище» - старая классика в новом формате», гласил один из заголовков над всем известным кадром из диснеевского мультика. Джаспер равнодушно пробежал глазами описание, и вдруг внутри что-то дрогнуло, откликаясь на имя... «Бэль». Почему это имя кажется странно важным, по-особенному знакомым?.. Он принялся перебирать всех своих знакомых, пытаясь отыскать в памяти кого-нибудь с этим именем. Бэль, Бэль... Нет, он никогда не был знаком с девушкой по имени Бэль. Мысли метнулись от людей к книгам, и в голове закружился хоровод имен. Изабелла Кастильская... Беллатриса Лестрейндж... Беладонна Тук... Белла. Джаспер смял газету и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Нет, он никогда не знал никакой Беллы.
Неожиданно яркое для ранней весны солнце грело веки оранжевым жаром, приглушенный шум поезда сонной мухой жужжал на краю слуха, и Джаспер не заметил, как задремал.
Должно быть, сказались недели подготовки к собеседованию, потому что ему приснились книги. Груда книг на столе, в оранжевом пятне света как будто от тусклой настольной лампы. Страница за страницей - набранные мелким шрифтом статьи, то и дело расцветающие яркими соцветиями иллюстраций. Географические карты, горы, оружие, рисунки одежды, планы зданий... И над всем этим, как терпкий запах над распустившимся цветком, веет ощущение восторга, от которого захватывает дух. Он жадно носится взглядом по страницам, пытается перевернуть их, чтобы читать дальше, мучительный интерес распирает его изнутри, он тянется к этим книгам изо всех сил и вдруг с оглушающим ужасом обнаруживает, что у него нет рук.
Резко вздрогнув, Джаспер очнулся. Книг нет, руки на месте, все в порядке. Он перевел дыхание и огляделся. Он спал долго - вагон почти опустел, осталась только сидевшая напротив него девушка. Она по-прежнему внимательно и настороженно смотрела на него, как будто в любой момент ожидая от него какой-нибудь ненормальной выходки. Обычно девушки разглядывали его с несколько другим выражением. Раздраженно прищурившись, Джаспер скрестил на груди руки и с враждебной прямотой осведомился:
- Как поживаете?
Девушка мгновенно расцвела восторженной улыбкой. Джасперу показалось, что она сейчас в ладоши захлопает от радости.
- Ой, я чудесно! Просто отлично! - воскликнула она. - А вы?
- Не жалуюсь, - слегка растерявшись от ее энтузиазма, отозвался Джаспер. То, что он сам завязал разговор, теперь как будто обязывало его поддержать дискуссию, и он с неохотой спросил: - Едете в Дартмут?
Девушка энергично покачала головой.
- Нет, я не в Дартмут, у меня просто встреча, вот тут, в поезде, с вами.
- Не понял...? Вы со мной хотели встретиться? Мы разве знакомы?
Девушка снова улыбнулась.
- Да, кажется с вами. Меня ведь только вы видите, похоже.
Джаспер вытаращил на нее глаза. Девушка широко раскинула руки, словно призывая его полюбоваться. Алое сердце на ее футболке полыхало в солнечных лучах нестерпимо ярко, рассыпая красные отблески по ее острому подбородку и шее. Он совершенно определенно ее видел, да. Но с какой стати она решила, что ее видит только он?
- Ваш билет, пожалуйста, - раздался сухой голос затянутой в синюю форму дамы, и Джаспер, пошарив по карманам, предъявил ей затребованный документ. Женщина взглянула на билет, коротко кивнула и решительно прошагала дальше, даже не посмотрев на сидевшую напротив Джаспера девицу, которая махала руками и во весь голос требовала, чтобы у нее тоже проверили билет.
- Вот видишь! - воскликнула она, когда за контролером закрылась дверь вагона. - Никто меня не видит. Только ты!
Джаспер не смог ничего ответить - в горле пересохло, и голос отказывался слушаться. Поезд остановился, в вагон вошли несколько новых пассажиров. Один из них сел рядом со странной девушкой, грубо бросив прямо ей на колени свою куртку и сумку для ноутбука, и тут у Джаспера волосы на затылке зашевелились. Куртка с сумкой не упали ей на колени - они преспокойно приземлились на сидение, прямо сквозь ее обтянутые серой джинсой ноги. Незнакомка опустила взгляд на прошедшие сквозь нее как сквозь воздух вещи, затем с обвиняющей обидой посмотрела на их владельца и сказала со вздохом:
- Ну вот. Я и правда пустое место.
Эти слова прозвучали до того грустно, что Джаспер отреагировал на них инстинктивно, помимо собственной воли.
- Не пустое, раз я тебя вижу!.. - попытался он утешить девушку и запоздало подумал, что это скорее не утешение для нее, а диагноз для него.
- Что, простите? - переспросил сосед девушки, хмуро взглянув на Джаспера.
Девушка тихо прыснула и, поймав взгляд Джаспера, поднесла руку к уху, изображая, что держит телефон. Ее лицо и рука оказались на солнце, и Джаспер заметил, что свет проходит сквозь них так же, как сквозь оконное стекло. А сквозь ее лоб едва различимо просвечивался узор на спинке сидения... И складки куртки было видно сквозь ее ноги...
Боже.
Руки как будто судорогой стянуло - Джаспер еле вытащил телефон из кармана.
- Да, алло... - на автомате произнес он, поднеся трубку к уху и пытаясь изобразить нормальный телефонный разговор, но следующей же репликой выпал из образа, не выдержав и хрипло спросив: - Ты кто вообще?
Его попутчик снова смерил его подозрительным взглядом, но Джаспер не обращал ни на что внимание. Все его мысли заняли попытки сконцентрироваться и проснуться, потому что все это просто продолжение того сна с книгами, и ничего больше.
- Ну, я привидение, кажется, - спокойно и немного грустно ответила девушка и, оглядев саму себя, снова взглянула на Джаспера и удивленно добавила: - Странно, правда?
Джаспер хотел бы много чего ответить на это - что привидений не существует, что это ему просто снится, что это галлюцинация, последствия его травмы и хрен знает что еще, но понимал, что все эти реплики ничего не изменят. Надо было что-то делать, потому что это оказалось по-настоящему страшно - ощущать себя психом... Он откинулся на спинку кресла в жалкой попытке расслабиться и закрыл глаза. Если это галлюцинация, то она пропадет сама по себе, нужно просто отвлечься, сосредоточиться на настоящей реальности и не обращать внимания на вымышленную. Это оказалось не так-то просто: в панике Джаспер никак не мог уцепиться хоть за что-то, в чем был бы точно уверен, и на одну жуткую секунду ему подумалось, что галлюцинация - это абсолютно все, начиная с его переезда и кончая тем, что он сейчас сидит в поеде. А может, и все другое тоже? Вся его предшествующая жизнь? Может, ему все померещилось, а на самом деле он даже не родился?.. Может такое быть?
- Я все еще тут, - услышал он скучливый голос «привидения» и зажмурился еще сильнее, как будто пытаясь таким образом не только зрение выключить, но еще и слух. Нашарив на соседнем сидении свою сумку, он вытащил оттуда плеер, заткнул уши наушниками и включил звук на максимум. Барабанные перепонки задрожали под громовыми раскатами Никелбэк, и слуховые галлюцинации полностью растворились в них. Джаспер ощутил, как блаженная улыбка спасенного расплывается по лицу. Теперь самое главное - просто не открывать глаза как можно дольше.
Ему удавалось с успехом воплощать этот план в жизнь уже восемь песен (на часы он посмотреть не мог), когда поезд в очередной раз замедлил ход и больше с места не сдвинулся. Очевидно, это была конечная. Нужно выходить, если он не хочет уехать обратно и пропустить собеседование. Стиснув зубы, Джаспер выключил плеер, сдернул наушники и открыл глаза. Вагон был пуст. Едва не застонав от облегчения, он закинул рюкзак за плечо и быстро вышел на платформу, глядя по сторонам с новым, особенным удовольствием - потому что нигде не было видно ничего, похожего на привидения и прочую болезненную муть, которая была бы опасно некстати в самый важный день его новой жизни.
До центрального корпуса университета Джаспер добрался за полчаса до времени своей встречи с деканом. Сообщив секретарше в приемной свое имя и цель прибытия, он получил от нее указание подождать, пока его пригласят, в просторном холле, где уже сидело несколько человек, дожидавшихся своей очереди. Он сел на один из незанятых стульев и хотел было, по примеру прочих ожидавших, взять со стола один из разложенных там деловых журналов, чтобы, когда его вызовут, выглядеть солидно и профессионально, как вдруг это снова случилось.
- Ты понимаешь, что ты единственный меня видишь, единственный во всем свете? - отчаянно воскликнул совсем рядом знакомый голос, и Джаспер, медленно подняв голову, увидел перед собой полыхающее алыми блестками сердце на футболке и стиснутые кулаки чертового глюка из поезда. Он резко раскрыл на середине первый подвернувшийся под руку журнал и слепо уставился на какой-то столбец цифр, проиллюстрированный запутанными графиками. Он ее не видит. Этого не происходит. Точка.
- Поговори со мной! - воззвала к нему несуществующая девушка, и Джаспер по голосу ощутил, что она вот-вот разревется. - Можешь ты просто поговорить? Сделай вид, что тебе звонят, и никто не подумает, что ты спятил и сам с собой общаешься! - эту яростную реплику завершил громкий детский всхлип.
Возражать плачущей женщине очень трудно, это всем известно. Джаспер поднес телефон к уху и, глядя на обливающуюся эктоплазменными слезами девушку, агрессивно проговорил:
- Алло.
- Я не знаю, что со мной случилось, - затараторила она, поймав его взгляд и, должно быть, догадавшись, что долго он ее слушать не намерен. - Я ничего не помню, я очнулась посреди улицы рядом со своим домом, и меня никто не видел и не слышал, как будто меня нет!.. Я обошла весь Форкс, заговаривала с каждым встречным, пробовала позвонить в полицию, но ничего не получалось. А потом я нашла у себя в кармане вот это, - она протянула Джасперу руку, и он увидел, что она держит мятый билет на поезд - тот самый поезд, который привез сюда его самого. - Это был знак. Мне указали, куда идти, чтобы я могла найти тебя. И ты меня увидел! Значит, это все не случайность, так должно было быть! Мы должны были встретиться!
Это заявление положительно повергло Джаспера в ужас. Нет, они как раз не должны были встретиться! Он никогда не увлекался спиритизмом, не рвался пообщаться с иным миром, у него отродясь не было богатого воображения, он никогда не придумывал себе вымышленных друзей и не мечтал об идеальной девушке, а всегда довольствовался теми девушками и друзьями, которые окружали его в действительности. Так с какой же стати появилась она?
- Ты должен мне помочь! - выдохнула девушка. - Пожалуйста!
- Помочь в чем? - спросил Джаспер резко. - Найти твоего убийцу? Похоронить твое тело? Отомстить за тебя? - Он попытался припомнить, какие еще причины в фильмах побуждали призраков являться живым, но ничего больше не пришло ему на ум.
Девушка покачала головой.
- Нет. Помоги мне просто узнать, как я умерла, - грустно, но решительно сказала она. - Когда я узнаю, что произошло, я... я поверю, что я правда мертвая. И уйду. - Она шагнула ближе, умоляюще глядя на Джаспера, и ему показалось, что он сейчас ослепнет от пылающей яркости искрящегося красного сердца у нее на футболке. Она очень серьезно и печально сказала, заглядывая ему в глаза: - Пожалуйста. Я хочу просто узнать правду. Ни о чем другом я не прошу! Ты ведь помог бы мне, если бы я была живой, я знаю, что помог бы! Но для тебя-то я живая и сейчас!
В мыслях Джаспера фейерверком вспыхнуло понимание. Все дело в его аварии, в травме головы и коме. Но не в том смысле, что он умом подвинулся. Да, для него она живая, потому что теперь он, сам не умерев только чудом, оказавшись на самой-самой границе, научился видеть тех, кто эту границу уже перешел. В этом все дело! Правда, это не объясняло, почему ему является только одно приведение, но сейчас Джаспера это не волновало. Он не сумасшедший, он просто... как это называется? Медиум? Ясновидящий? Звучит жутко, но это хотя бы не диагноз. Впервые он подумал о своей аварии чуть ли не с восторгом - она позволила ему поверить, что он все-таки не сумасшедший.

Comments

[Гость]

Только сейчас я поняла насколько мне не хватает твоих рассказов ,насколько я соскучилась и как хочу чтобы ты вернулась к нам,как хочется читать,читать взахлеб и снова ждать, что же дальше и что ты задумала.Как же приятно опять сидеть с безумной улыбкой и роем догадок в голове и как же обидно возвращаться на землю и понимать,что продолжения не будет.Мне понравилось и очень жаль, что мы так и не узнаем эту историю.Я конечно утащу этот отрывок к себе в коллекцию,буду перечитывать под настроение.Там у меня хранятся все твои дописанные и недописанные работы и этот отрывок я тоже сохраню.Спасибо.

[Дунаданка]

Гость, я очень рада, что тебе по-прежнему нравится то, что я творю-вытворяю! Я не знаю, наверное я слишком уж категорично заявила, что не буду это продолжать. Это один из тех редких случаев, когда я уже имею полностью готовую сюжетную канву, так что мне ничего сочинять не надо, надо просто реализовывать давно созданную последовательность действий, а это не сложно... Так что я постараюсь что-то с этим сделать!
А пока в порядке поддержания беседы могу предложить кусок еще чего-нибудь. Тебе предлагать только по Сумеркам?

[ежик ужик]

Сумерки для меня особая история и что скрывать эта тема цепляет особенно,но мне очень нравиться как ты пишешь именно пишешь ,а не только полюбившиеся герои, поэтому я готова читать все что ты мне предложишь,буду рада любым проявлением твоего таланта.

[Гость]

Сумерки для меня особая история и что скрывать эта тема цепляет особенно,но мне очень нравиться как ты пишешь именно пишешь ,а не только полюбившиеся герои, поэтому я готова читать все что ты мне предложишь,буду рада любым проявлением твоего таланта.

[Дунаданка]

Гость,
Ну раз так, то я выбрала кусок относительно самостоятельный из всего, что я понаписала, насмотревшись "Хоббита". Надеюсь, ты не разочаруешься.

[Дунаданка]

Жуткая участь сестры Торина, которой прийдется пережить всех, кого она любила, не могла не вдохновить, и я попробовала озвучить ее мысли...

Солнце едва поднялось над седыми головами гор, когда Двалин явился к чертогам Торина, уже полностью собранный и до зубов вооруженный. Старый друг, уходя, просил приглядеть одним глазом за молодежью, но Двалин по опыту знал, что если не держать Фили и Кили в пределах досягаемости не только обоих своих глаз, но и обеих рук, то без неприятностей они на встречу к взломщику не доберутся. Оба были что едва подросшие щенки - сил уйма, зубищи да когти уже выросли, а оба еще за собственным хвостом гоняются. Не стоило бы брать их, но тут уж каждая пара рук с оружием на счету, а с оружием управляться они научены недурно.
- Ты рано, друг мой, - раздался за его спиной голос Дис, и Двалин, обернувшись, поклонился ей, неторопливо идущей к нему от амбаров.
Несмотря на ранний час, Дис, судя по всему, давно уже была занята делами: богатый подол обрызган дождевой грязью, волосы под сапфирами и золотом растрепались, на руках мучная пыль. Чудно она выглядела: будто собиралась на пир, да вот не веселится отчего-то, а прислуживает.
- Сыновей нет еще, - сказала она, поманив его за собой в полный кипучего прощального дела дом. - Кили я с минувшего вечера и не видала. Ты не встречал ли его где-нибудь?
- Вчера на охоту его отправил, пока солнце не село.
Дис беспокойно нахмурилась.
- Не тревожься попусту, - добавил Двалин. - У него впереди дракон - дурнем надо быть, чтобы позволить себя угробить кому другому перед самым походом!
У Дис вырвался короткий резкий смешок, но брошенный ею на него вгляд был вовсе не весел, и Двалин запоздало подумал, что сказанное им вряд ли прозвучало для нее успокаивающе.
- Все с ним в порядке, - исправился он. - Ты-то с ним всяко поговорить успеешь, а девице какой и целой ночи маловато, видать, чтобы проститься.
Устало засмеявшись, Дис опустилась в кресло возле холодного очага и коснулась ладонью лба.
- Если за нос сестрицу Дори водит, на глаза мне пусть и не показывается, - приговорила она сурово, самую малость улыбнувшись, и указала рукой на накрытый стол, полнившийся нетронутыми яствами. - Составь мне компанию, я долго теперь пировать одна буду.
Пировать, однако, никто из них не собирался: Двалин придвинул к себе только кувшин с медом, а Дис взяла с ближайшего блюда яблоко, но есть не стала и лишь задумчиво перекладывала его из ладони в ладонь.
- Даин не даст брату помощи, - заговорила она после нескольких минут тишины. - И никто не даст, никто не станет участвовать в таком безумии! Если бы речь шла о шансе, хотя бы о надежде на шанс, ни один наш правитель не остался бы в стороне и не побоялся бы повести свой народ на битву, но там не битва ждет - там ждет смерть. - Она умолкла и обессиленно откинула голову на спинку своего кресла, синие королевские глаза ее наполнились слезами, будто таял в них властный лед, растопленный горем.
- И туда он ведет моих сыновей!.. - выдохнула она, качая прекрасной своей головой, точно сама себе не веря.
- Может быть, не так уж и велика опасность, - стараясь говорить разумно, вымолвил Двалин. - Дракона не видели многие годы, никто не знает даже, жива ли еще эта тварь.
- С чего бы ему не быть живым? Без счета наших воинов и людей Дейла встретили его тогда копьями и стрелами, но все их жизни не купили и капли его крови! А ты думаешь, его голод да годы уморят? - Дис вновь резко засмеялась. - Судьба и прежде нас не баловала, а уж таких подарков ждать может только безумец. Торин и есть безумец, или чародей тот околдовал его, раз столько смертей повидав он идет за новыми!
Двалин хотел было возразить ей, не стерпев незаслуженных поношений в адрес друга, но Дис вдруг сама умолкла и, поднявшись на ноги, отошла к дверям, сиротливо обхватила себя за плечи.
- Отец говорил, я как серединка у цветка, - сказала она совсем другим голосом, и Двалину почудилось, что они будто снова в Эреборе и снова юные. Королева ушла, теперь с ним говорила женщина. - Я серединка, а вокруг меня, лепестками, мужчины мои, и много этих лепестков: сам он, и мой дед, и мои братья, а затем и муж будет, и сыновья... - Она горько улыбнулась. - Судьба что девица за гаданьем, обрывает мои лепестки один за другим. А теперь налетела буря и сносит прочь те последние, что остались. - Со вздохом она отложила нетронутое яблоко обратно на блюдо и оперлась руками о стол. - Женщины всегда серединки... Мы ведь всегда остаемся последними у смерти, совсем одни. Для мужчин слишком дорого прошлое, чтобы помнить о настоящем, да и думать о будущем тех, для кого они - все.
- Торин о том и думает, - возразил Двалин. - Помнит о прошлом, но идет за будущим, и для себя, и для тебя, и для всех других. Ни безумия, ни чар здесь нет: будущего не будет, пока в прошлом живо зло.
- Слишком много зла он помнит, потому и живо оно! Помни женщина свои родовые муки - мир давно уж был бы пуст! Забывать нужно, чтобы жить. - Дис махнула рукой, точно стряхивая прочь с себя собственные речи. - Вот и ты забудь, что я наговорила здесь, и брат пусть забудет. Мы плохо простились. Передай ему, что мне жаль нашей ссоры и что мысли мои с ним, куда бы ни вела его дорога. Но пусть помнит, что и мою жизнь ведет за собой, что с ним не народ его, не герои и не жертвы его долгу, а мои дети!.. - Она прижала к губам ладонь и отвернулась, пряча от него свои материнские слезы.
Двалин бережно взял ее за плечо, но Дис сбросила его руку, сдавленно вскрикнув:
- Нет, не жалей меня!.. Если заплачу, уже не остановлюсь.

[Гость]

Спасибо.
наверное это самое страшное ,что может произойти в жизни,когда уходят самые дорогие и близкие люди,а ты остаешься пережив всех. Это один из моих самых больших страхов.Когда умирают родители это невосполнимая потеря,а когда дети умирает будущее.Ничего не остается.Ну это мое ощущение. И еще вот этот диалог (Слишком много зла он помнит, потому и живо оно! Помни женщина свои родовые муки - мир давно уж был бы пуст! Забывать нужно, чтобы жить. )И забывать зло тоже надо уметь, иначе жизни действительно не будет.

[Дунаданка]

Гость, да, это действительно самое страшное, что только может быть...
К вопросу о забывании зла - вот еще фрагмент. Вдохновилась репликой Ричарда Армитеджа в интервью (мол, была у его героя некая любовь, но окончилась с приходом дракона).

[Дунаданка]

Трор знал наперечет несметные сокровища своих чертогов, и Торин так же крепко хранил свои собственные горькие богатства в темных стенах памяти и болен был ими, как дед его болел золотом. Они все были здесь, всегда: окровавленные яхонты минувших дней, бледное золото мертвых радостей, рухнувшие статуи ушедших любимых. Призрачное богатство, которого не коснуться ему своей еще теплой рукой. Были там и дни казавшейся бесконечной жизни, что сгорела за один миг, и сам он, еще не обожженный до белого немого пепла, его юный, еще живой. Тогда весь мир принадлежал ему - а может и не весь, да какое ему было дело? Чего желал - то было его или стало бы его, стоило только захотеть, и он думал, что воля его правит миром, и будущее было полно огня и света, как недра Горы, и так же крепко, как ее стены. Тогда казалось, что счастье близко, играет в озорные прятки где-то здесь, в малахитовых коридорах Эребора, всего на шаг, на два впереди, смеется дразняще и звонко, и его стремительная тень мелькает то там, то тут, почти пойманная в его нетерпеливое объятие.
Он часто улыбался тогда, так часто, что теперь от этой памяти делалось больно, и многие улыбались в ответ; он искал тогда чего-то иль кого-то, и многие взоры искали его. Он нашел Бринн в день середины лета, и она сама была как жизнь вокруг - вся свет и ветер, красивая дивной и хрупкой топазовой красотой. То был праздник, и они праздновали оба, пировали той радостью, снедью и вином, как будто знали, что потом уж не до голода им станет. Он до сих пор помнил вкус тех яств, горячий сок жареной дичи и сладкий огонь шафрана и гвоздики снова наполняли его рот, и аромат смолистого дыма, пряных трав и вина врывался в его дыхание под золотой ливень скрипок и виол. Он помнил, как сходились и расходились цепочки танцующих, как узор мелодии вел его неведомо куда и прикосновения каплями дождя таяли на руках, и вот новый поворот толкнул его навстречу девушке в платье желтом, как свежие сливки. Они обменялись улыбками, когда соединились их руки, и это было всего лишь приветствие без слов, потому что слов не услыхать было за музыкой, но что-то было в ней такое, отчего он все равно заговорил.
- Как твое имя?
Ее вольные волосы холодно щекотали его щеку - долгие как дождь, гладкие как масло. Танец кружил их совсем близко друг к другу, и он чувствовал ее запах - горячий и юный запах живой кожи под прохладой шелков и стеклянным куполом учтивости.
- Бринн, мой господин.
Имя прозвенело будто нотой той же веселой песни, что наполняла зал, а дальше танец разлучил их, и иных имен он не спрашивал.
- Она тебе понравилась? - полюбопытствовал Фрерин, когда оба они снова вернулись за высокий стол знати.
- Я ее не знаю.
Брат рассмеялся.
- А я тебя не про знание спрашивал!
- Твой-то в чем интерес? Самому приглянулась?
Торин спросил это шутя и вдруг сам своих слов испугался. Он одолел бы Фрерина в любом поединке, но только не в таком. Брат лишь смехом ответил. Ему любо было все, что в жизни есть.
Возможно, не скажи Фрерин этого, Торин забыл бы ее имя, щекочущий холод ее волос, ее призрачный медовый запах. Сам себя он о том не спросил бы. Но теперь вопрос был задан, и он знал свой ответ. Бринн взглянула на него сквозь песни и искры, всего на мгновение, и он, поймав прохладную синеву этой капельки взгляда, понял вдруг, как хочет сделать глоток. Широко улыбаясь, Фрерин шагнул было к ей навстречу, и Торин оттолкнул его с дороги и первым позвал Бринн танцевать.
Так началось все это - с бессловесного веселья под песни скрипок и виол, ее прячущегося взгляда и его ревнивого страха потерять что-то такое, что еще даже не родилось. Много было затем празднеств и танцев, много встреч в подгорных залах - случайных и нет, много раз он ловил ее взор, и много раз темный гнев в нем поднимался, когда рядом с нею были другие. Фрерин больше не заговаривал о Бринн, своими делами поглощенный, и некому было спросить Торина, почему с ним такое творится, день за днем он блуждал в полной золотых светлячков темноте, а затем вспыхнул тот полуночный рассвет, когда он понял.
Просители, гости и послы все шли и шли, гулкое эхо их голосов шептало и звенело высоко под сводами зала, и тени дрожали в медном зареве факелов на стенах. Король Трор внимал обращенных к нему речам с осиянного огнем Аркенстона престола, принимая и отвергая прошения, выслушивая слова приветствий и предложений, донесений и жалоб, и Торин неподвижно стоял на ступенях его трона, рядом с отцом - две безмолвные статуи властного долга и силы королевского рода. Разбитое на охоте колено с каждой минутой ныло все сильнее, и казалось, что пробежать от Эреборских врат до Лихолесья и то было б сейчас не так трудно, как простоять на месте еще хоть мгновение.
Придворные наполняли зал и галерею. Среди них была и Бринн. Он видел ее бледно-золотой силуэт в мерцающем мареве других драгоценно одетых господ и девиц - как свечной огонек, горящий в сокровищнице - и он не удивился,когда вслед за поднявшимся с трона королем потекло из зала все это чужое злато, а она осталась стоять.
Он старался не хромать, спускаясь ей навстречу, но старался плохо, должно быть, - она все равно заметила.
- Все в порядке, - ответил он на ее вопросительный взгляд, плеснувший густой синевой из-под опущенных ресниц. - Это не важно.
- Важно, - возразила она просто. И треклятая нога его как будто стала болеть меньше. В тот раз одно ее внимание помогло ему вернее самой крепкой альрауновой воды, и он не успел даже заметить, как привык к этому спасению сильнее, чем иные - к табаку и вину.
Он должен был догадаться, что это ее собственное молчание научило ее так целительно слушать, но тогда ему слишком многое хотелось сказать самому. Он понял это только теперь, годы спустя, когда тщился вспомнить Бринн, а помнил лишь себя - себя таким, каким она его делала. Как камень, сердце его никогда не знало той, кто его огранил, но грани его вечно хранили ее отражения.
Родные чертоги в черно-звездном ночном хрустале, слюдяные искры мозаик, резные лабиринты коридоров, галерей и лестниц... Они оба смеялись задыхающимся смехом и оба были захвачены врасплох, хотя это он держал ее пойманной меж своих рук. Она никогда не смотрела ему в глаза, только бросала короткие взгляды и снова опускала ресницы, как будто боялась ослепнуть сама или его ослепить своим взором. Он мог догнать ее в их шутливой охоте, поймать ее, но будто не всю, этот взгляд все равно убегал от него, а с ним вместе - и она сама. Но сейчас она не отводила глаза и медленно шагнула назад, спиной к стене, отступая и... отдавая, ложась на эту стену, как на нежные ночные меха. И он взял ее губы своими, жадными пригоршнями золота - ее волосы, беспутной лаской рук - ее покорное тело. Дал ли он хоть что-то ей взамен? Он не помнил. Не помнил ее - помнил только себя. Помнил, как они засыпали, сжимая друг друга в тесном объятии, так вместе, как только можно, и ничего не осталось больше между ними - ни мира, ни колебаний, ни даже одежды, было одно только упоительное и жадное счастье обладания. Она вся его, и она этого хотела. Ничего больше не нужно, у него есть собственное богатство, и никакой другой власти он не желал, кроме власти над ней. В каждом прикосновении он искал подтверждения этой власти, и каждый ее ответный вздох и стон звал его королем, каждое движение ее покоренных бедер было завоеванием, и мокрый жар ее ласкающих губ одевал его тело броней. Он чувствовал себя неуязвимым, навсегда живым и счастливым - о, Создатель, каким же счастливым!.. И кругом говорили, что она станет для него хорошей королевой, а он верил - ведь с ней он забывал, что должен быть королем. Забывал о многом: о власти и долге, о золоте, о тьме, что густела в сознании деда, о том, что однажды та же тьма может поглотить и его. Как будто всю прежнюю жизнь он шел на закат, а она заставила его повернуться навстречу восточному свечению рассвета, и южным грозам, и перламутровому румянцу северных небес, и, ослепленный, он потерял дорогу назад. Минута, проведенная порознь, была мучением, и они едва успевали проститься, как его уже одолевали тоска и страх - страх, что с ней что-то случится, только с ней, ведь он-то был неуязвим. Одно и оставалось сделать, чтобы прекратить этот страх, одним она - любимая, любовница, спасительница - еще не была ему, и он попросил Балина говорить с ее отцом о кремне и кресале - там, на полной сухого горячего ветра высоте эреборских стен, в тот самый день, когда явился дракон.
Паника вспыхнула во всех сердцах еще прежде, чем запылало кругом драконье пламя, но Торин паниковать не мог. От сына короля и внука короля ждало спасения королевство, а это важнее, чем женщина. Любая женщина, и тем более та, что не была ему никем. Он каждый день ожидал чего-то страшного, и вот оно случилось, но не ее он отправился защищать, свой меч он поднял во главе воинства, живой стеной встретившего дракона у ворот. Трор бросился спасать свои богатства, а он - чужие. И не сумел спасти ничего.
Двалин держал его за плечи, Фрерин - за пояс, а он рвался из их хватки, как преступник - от каленого железа в руках палача. Ужас разрушил в нем все, одно только слово осталось: Нет. Нет, нет, нет, до крови в горле, тьмы перед глазами. Он все предал тогда - и суть свою, и жизнь, и волю - только бы прекратить эту пытку, но было не спастись, «Уже поздно», крикнул ему Фрерин, и красное клеймо правды впилось ему в лицо.

[Дунаданка]

окончание
Небо ведает, какое безумие завладело им тогда, но вслед за драконьим огнем вода хлынула в его память, во врата Эребора - спасительно ледяная, но такая же гибельная. Родные чертоги в черно-звездном ночном хрустале, слюдяные искры мозаик, лабиринты коридоров, галерей и лестниц - он будто смотрел на это сквозь толщу тихих вод, все видел, но не слышал ни звука, не было больше голоса Бринн, и струны под его рукой онемели, безмолвно взлетали друг другу навстречу чаши на отгоревших пирах, и тени танцевали с тенью музыки. Ее вольные волосы холодно щекотали его щеку - долгие как дождь, гладкие как масло - когда-то, а теперь память резала его отчаянные пальцы, и волосы ее обращались в острую сталь. Как давно, как глубоко это было. Он больше не нырял, не тщился дотянуться. Огонь уничтожил ее, а с нею вместе и восточное свечение рассвета, и южные грозы, и перламутровый румянец северных небес, а он, пытаясь потушить это пламя, похоронил под водою то, что еще оставалось.
Лишь ненависть его не утонула. Неизбывная, незаживающая ненависть к эльфам: о да, они заслужили это - они, предавшие союзники, отвернувшиеся друзья, не шевельнувшие и пальцем, чтобы помочь ему тогда, когда помощь была ему нужнее жизни!.. И он не понимал, что ненавидел их за свое собственное предательство, за все то, что позволил разрушить и уничтожить он сам.

[Гость]

Вот почему всегда так,всю жизнь мы гонимся зачем то ненужным и по сути бессмысленным ,легко забывая о том, что действительно важно и дорого , только когда теряем понимаем что на самом деле нужно было защищать и беречь.Почему прозрение как правило происходит тогда когда изменить уже ничего нельзя.А ненависть это более легкий путь,ненавидеть и винить легче чем признать свою вину и нести эту боль по жизни. Переложить ответственность на другого и мстить это действие,оно отвлекает и облегчает существование,ты мстишь людям которые разрушили все,отняли у тебя смысл ,есть цель,тогда как честно посмотреть правде в глаза и признать что это ты сам причина и жить с этим. Спасибо, как всегда волшебно.

[Дунаданка]

Гость, о да! Я знаю за собой ровно то же самое поведение, эту бесконечную погоню за какими-то неведомыми и непонятно зачем в общем-то нужными достижениями, за которой остаются пропущенными и непережитыми множество маленьких счастий, разбросанных повсюду вокруг... Поэтому я так прониклась своей трактовкой образа и характера Торина: когда я пишу о нем, я как будто переживаю что-то собственное, только извлеченное из моей собственной души и анализируемое в более "безопасных" лабораторных условиях текста
Собственно, раз мы перешли от Сумерек на Хоббита, то я не могу не спросить о твоих впечатлениях от обсуждаемого героя и фильма!
Что-то еще на эту тему показывать?

[Гость]

Первую часть смотрела в прошлый сезон,ту что выходит в этом еще не видела.Ну Толкиен это культовое произведение , не верила,что такое вообще возможно экранизировать ,но оказалось возможно и вполне успешно. Властелин колец покорил с первого раза,безумно понравилось пересматривала раз 10,Хоббит полюбился со второго раза,теперь собираюсь на вторую часть.С удовольствием почитаю еще отрывки,так что жду.

[Дунаданка]

Гость,
поделись впечатлениями, когда вторую часть посмотришь! Мне очень интересно!
Ну а пока вот такое, например. Один из эпизодов, получившихся в результате придумывания романтической линии.

- Госпожа.
Стражники склонили головы, почтительно расступаясь, и снова выпрямились, ожидая приказа. Эйя приходила сюда часто и каждый раз приказ ее, слишком мало похожий на приказ и слишком много - на просьбу, был одинаков, но она неизменно чувствовала себя неловко, его повторяя. В конце концов, это ведь сторожевой пост, а не веранда для ее праздного безделья, и ей конечно же стоило бы подыскать другое место для своих вечерних раздумий. Но Воронья высота смотрела на запад, а на западе было прошлое, и стоя здесь, на каменной ладони горного отрога, Эйя думала, что может его увидеть, далеко-далеко, среди неясной дымки у горизонта, где засыпает солнце, где встают из земли Мглистые горы и тянется неохватная зеленая тень Лихолесья.
Подчинившись ее привычным словам, стража покинула свой пост, гулкое бряцанье их доспехов вскоре затихло вдалеке, и Эйя осталась одна. Подойдя к самому краю, она остановилась меж серых гранитных колонн, мерцавших золотыми искрами слюды в последних лучах заката. Темнело. Медленные северные сумерки застилали земли окрест, будто дым далекого пожара, ветер гулял в черных соснах на покатых горных плечах, и хвоя шелестела и звенела как дождь. Палые иголки и легкие хрусткие веточки усеивали пол, ветер мел их на богатый подол ее юбки, теребил ее волосы. Прядь упала ей на глаза, и Эйя со странной растроганной радостью заметила в ней белый промельк седины. Дни летели, этой белизны в ней становилось все больше... Однажды вся она выгорит под солнцем жизни, цвета ее исчезнут вместе с молодостью, перельются в память, что будет вечно пламенеть и сиять, как свадебный венец на ее угольных волосах, уже подернутых пеплом. Она делила с Торином осень и была счастлива, счастлива спокойным счастьем урожайных полей и багряных листьев на деревьях, уже отцветших свое, счастьем прикрытой теплым туманом земли и дней, когда воздух еще полнится медовыми запахами лета, но уже холоден инеистым дыханием грядущей зимы. Но иногда, в такие минуты, как сейчас, ее охватывала тоска о той несбывшейся весне, тех днях капели, солнца и надежды, что они прожили порознь и что теперь им никогда уже не разделить. И тогда она приходила сюда.
Позади зазвучали шаги, Эйя обернулась и мягко улыбнулась, отвечая на улыбку в глазах остановившегося в высокой входной арке Торина.
- Ты снова здесь, - сказал он без удивления.
Эйя повела рукой сквозь темный вечерний ветер, точно касаясь пальцами далеких просторов вокруг.
- Отсюда хорошо смотреть, - ответила она на его незаданный вопрос и, вновь повернувшись на закат, добавила: - Смотреть назад.
Грустная тень клубилась в словах Торина, когда он заговорил:
- Прежде ты никогда не смотрела назад. Что случилось?
Эйя повернулась к нему и слабо улыбнулась, перебирая пальцами свои растрепанные черно-белые волосы.
- Ты забыл, что женился на старухе, - шутливо сказала она. - Смотреть в прошлое - главное развлечение для таких, как я!..
Торин усмехнулся и покачал головой.
- Я старше тебя. А назад не смотрю больше.
Он не стал продолжать, да это было и не нужно, Эйя знала, что он сейчас тоже думает о былом, о том времени, когда он не желал отвернуться от прошлого, а она смотрела только вперед. Теперь они поменялись местами, но снова глядят в разные стороны, по-прежнему порознь, но рядом.
- Что же ты видишь там, в прошлом? - спросил Торин, подойдя и остановившись с нею рядом, окутав ее своим обьятием, точно теплым тяжелым плащом.
Эйя склонила голову ему на грудь.
- Не то,что хочу, - пробормотала она.
Торин обнял ее крепче, и она отчаянно сжала пальцами его ладонь на своем лоне, ощутила на его коже жеские следы изгнания, битв и трудов. Она любила его руки, любила горькие истории прошлого, написанные на них жизнью, и те, что писали они сами, касаясь печальных золотых струн, лаская ее тело, любила в нем все, с той же пронзительной страстью, как прежде, и до сих пор от этой неизбывной любви вечная немая судорога сжимала сердце, и сила этого чувства пугала ее саму.
- А что ты хотела увидеть? - спросил он негромко.
Эйя закрыла глаза.
- Как я танцую с тобой в Солнцеворот, и кругом цветут сады и воздух пахнет яблоками... Как я бегу на встречи с тобой украдкой, бросив дела, а подруги мои хихикают и шепчутся о нас, о том, как я смотрела на тебя на пиру, и о том, как ты улыбнулся, со мною здороваясь... Но ничего этого нет. Я не целовала тебя среди праздничных костров, и ты не ждал меня подле моего порога, я не пела тебе, а ты не для меня брал в руки арфу, мы не смеялись вместе, и не гуляли при луне, и не прощались каждый раз так, будто навсегда. Я... я будто была молода напрасно, я так и не прожила свою любовь до конца.
Торин ничего не сказал в ответ. Не сказал словами, но Эйя ощущала его ответ в его прикосновениях, знала в нем то же тихое сожаление, когда он склонил голову, касаясь щекой ее лба, и любующиеся движения его пальцев сквозь ее волосы говорили ей, что она красива так, как только может быть красива дева в единственных, тех самых глазах; кольцо его объятий вокруг ее плеч - и она верила, что нет для него ничего дороже, властная нежность его ладони на ее шее - «я ничего не желал сильнее тебя». Говорить вот так было легче, чем дышать, а ему слова всегда нужны были так мало. Слова не нужны горам и небу, не нужны жизни, чтобы быть понятной, белой как день, а для нее он был жизнью, был той вешней грозой, что наполняет собою весь мир в блеске молний и торжествующем голосе грома, в потоках слепящего неудержимого дождя, что на губах как поцелуи, кровавая соль и пьяная медовая пена, в холодном, как боевая сталь, и нежном, как нагая ночная ласка, дыхании ветра.
- Когда минувшим летом я навещал мастера Бильбо, - заговорил Торин, и голос его потеплел от улыбки, - и ты спросила потом, что задержало меня... Я вовсе не улаживал торговые дела в Бри. На самом деле я просто снова сбился с дороги.
Эйя подняла на него полные удивленного веселья глаза, а Торин широко, по-мальчишески улыбнулся ей, и она вдруг подумала, что в те далекие годы, которых она не видела и не знала, он был совсем такой же, как Кили. Не удержавшись, она рассмеялась, а он ей вторил, а затем сказал, приподняв ее лицо за подбородок и ищуще взглянув ей в глаза:
- Видишь - мы смеемся вместе. И когда придет Солнцеворот, я позову тебя танцевать.

[Гость]

Когда читаешь полностью окунаешься в историю,как будто проживаешь вместе с ними отрывок из их жизни,как будто видишь их собственными глазами и слышишь каждое слово,проживаешь вместе сними мгновения их жизни которые остались неизведанными ,позволяешь увидеть их историю с совершенно новой стороны.Спасибо.

[Дунаданка]

Спасибо, я рада, что тебе понравилось. Это одна из моих любимых сцен из всего мной написанного. Хотя вот сейчас перечитала, и все это показалось мне обидно посредственным, но раньше мне очень нравилось...

[Гость]

Мне кажется ,что ты ужасно к себе несправедлива,у тебя действительно все замечательно получается,талант на лицо, поэтому очень хочется увидеть твои целые работы.
Только что вернулась из кинотеатра под огромным впечатлением,грандиозное зрелище,,мне безумно понравилось,придется принять Хоббита в свои любимые фильмы и время от времени доставлять себе удовольствие и пересматривать.

[Дунаданка]

Гость, о, о, ура! Завтра открою свой скрытый пост со своими впечатлениями от кина, и мы все обсудим же, да?

[Гость]

Обязательно попробуем.

[Дунаданка]

Я открыла свою запись. От среды 18ого числа

[Гость]

Ты задала практически непосильную задачу для меня,так хорошо и красиво выразить свои мысли и ощущения у меня не получиться,но попробую как смогу.
Самое первое и наверное главное,мне понравилось,на мой взгляд им удалось воссоздать этот волшебный мир,смотришь и веришь,вот он есть.Я не согласна со многими отзывами говорящими ,что это очередной фильм состоящий из одних спецэффектов и кроме них смотреть тут нечего, Конечно без них невозможно было бы воссоздать средиземье ,но это необходимое в данной ситуации средство и им удалось им правильно воспользоваться и вместе с волшебной красотой этого мира передать и его дух.
Я очень давно читала Хоббита и не могу воссоздать в своей память всю книгу досконально, но даже я заметила ,что в фильм добавлены эпизоды и герои которых не было в книге,а некоторые моменты изменены до неузнаваемости .Тауриэль,мне понравилась эта воинственная эльфийка. Любовный треугольник Кили Леголас и Тауриэль очень гармонично вписались в фильм. Килли такой храбрый безрассудный и наивный ,а Тауриэль мне показалась решительной, бескомпромиссной барышней,но их чувства только зарождающиеся такие трепетные такие нерешительные, лишнее слово и они исчезнут,но постепенно связь между ними крепнет,они ничего не говорят друг другу,но это очевидно.Очень трогателен момент когда Кили рассказывает про талисман подаренный ему матушкой,мне кажется этот момент очень многое изменил ее представление о гномах и именно он заставил ее совсем в ином ключе взглянуть на Кили. Леголас ощущает это притяжение появившиеся между ними,ревнует и отсюда его язвительные высказывания,но все же он великолепен,горд и сдержан .Сцена на бочках(не взирая на явный ляп с их количеством и привнесенную битву с орками )завораживает,Леголасик там Ах,Ах!!!

[Гость]

Трандуил холоден,высокомерен и пафосен ,даже с собственным сыном.Ощущение ,что Леголас еле сдерживается ,он несогласен с отцом и его решениями ,но вынужден повиноваться.Совершенно неожиданным был момент, когда у Трандуила на лице вдруг начали проступать ожоги, разъедая кожу. Жутко . Превая кровь Леголаса,его выражение лица бесценно,полное недоумение и неверие в происходящее.Как же так...
Торин для меня наверное самый сложный герой.Мне трудно до конца осознать ,что он должен чувствовать,200 лет мечтать и идти к одной цели,поставить свою жизнь и жизнь своих близких на кон.Что же им движет,жажда сокровищ и власти или желание возродить свой род,объединить гномов.Сцена встреча Торина и Гэндальфа в "Гарцующем пони" навивают воспоминания ,так и ждешь появление Арагорна в таверне,все та же гнетущая обстановка,все те же подозрительные личности и вдруг появление мага как избавление от надвигающейся опасности и их разговор ,дающий надежду что это поход не только за возвращением королевства и не только за сокровище борется Торин.

[Гость]

Беорн впечатлил,хотя прибывание гномов и хоббита у него в гостях явно сведено к минимуму.Зато пчелки были изумительны.Блуждание по Лихолесью ,на мой взгляд,получилось скомканным ,я с тобой согласна,нет ощущения продолжительного прибывания в лесу все происходит слишком быстро.Пауки,это мая фобия ,сплошное омерзение,бедный Бильбо соприкосновение с этой мерзостью вызывает у меня дрожь,слава богу он справился.Этот момент обращает внимание на уже проявившуюся зависимость Бильбо от кольца,для него оно уже настолько важно ,что не какие пауки не могут остановить его,он тянется за ним,он сражается за него.
Бард,этакий хитрован,контрабандист,в принципе хорош,но вот как то не чувствуется в нем врожденного благородства потомка древнего рода.Бургомистр и его прислужник Альфрид омерзительны.
Смауг визуально безупречен,все эти сцены завораживают своей зрелищностью,но тут я не могу не согласиться с тобой ,он ужасен именно внешне и нет в нем той хитрости,коварства,вкрадчивости умения путать мысли ,сводить с ума.
Глядя на Гэндальфа и его посох во время сражения с орками ,присутствует одна мысль ,почему он раньше так не делал. Гэндальф и Саурон ,тут я как то не определилась,с одной стороны грандиозное противостояние света и тьмы и становиться понятно что зло вернулось,но тут какая то не стыковка получается,с одной стороны твердое знание ,что вот он Саурон вернулся в мир,а с другой в дальнейшем
Гэндальф как будто забывает об этом факте и возвращается к подозрениям и предположениям.Ну вроде и все,получилось очень сумбурно,но уж как вышло.

[Дунаданка]

Гость,
Долго не могла понять, где искать твои сообщения: ждала под своим отзывом, а ты, оказывается, тут
Да, я совершенно согласна, в этот мир веришь! Поэтому хоть временами я бы и променяла пару-тройку экшен сцен с крутыми эффектами на куда менее зрелищные, но зато душевные разговоры героев, это настолько мало мешало моему восприятию, что не хочется даже и жаловаться

На сцене с талисманом Кили я внутренне просто взвыла: ну зачем, Питер?! Зачем ты такой садист? И так же после третьего фильма вся женская часть аудитории выйдет из кино седая и на трясущихся ногах...

О да, первая кровь Леголаса - это шикарно Как где-то было по этому поводу сказано: да, Леголас, вот так выглядит кровь, и у тебя она есть, прикинь!

Насчет ожидания увидеть в таверне Арагорна тоже совершенно согласна: мне на секунду даже померещилось, что он там и есть - один из тех, кто за Торином там наблюдал, чем-то невыносимо на него похож)))

А насчет Гендальфа - видимо, он от пережитого шока впадет в склероз. Ну или ему память Саурон сотрет перед тем, как в Мордор смыться - а то вся его интрига насмарку, так нечестно!

Торин да, непростой персонаж... Я с самого начала его воспринимаю предвзято и неадекватно, поэтому вообще мне молчать лучше, наверное... В той сцене, когда он открывает тайную дверь и заходит внутрь ("Я помню эти стены, я помню этот камень") - у меня все три раза, что я смотрела, слезы на глазах. Я считаю, что Толкиен писал о Любви, во всех ее оттенках и формах, и в этой сцене (как и во многих других) я как раз и вижу Любовь - к родине, к прошлому, к памяти, и это трогает до слез. И за то, что Питер Джексон тоже любит Средиземье, так же, как люблю его я, я ему все прощаю: любые отступления от канона, любые домыслы - все! Процитирую "Волкодава": "миром правит любовь".

[Гость]

Очень хотелось что бы ты была права и любовь действительно спасла бы мир,но пока ощущение обратное,по моему мы все сошли с ума,наверное именно поэтому я и читаю фанфики ,хочется именно любви и света,даже в трагичном.

[Дунаданка]

Гость,
мы не сошли с ума, просто жизнь, цитируя Эшли Уилкса, не обязана давать нам то, что мы хотим. Приходится брать что дают и добирать то, чего не хватает, иными способами: вот, например, писать что-то или читать. С любовью дело обстоит как с витаминами: мало кто получает ее в достаточном объеме естественным путем, большинству приходится глотать поливитамины

[Гость]

Вот я и жду свою витаминку в виде новой истории от тебя.Теперь же ты понимаешь как это необходимо.

[Дунаданка]

Гость,
раз мои истории достойны такого сравнения, то у меня есть стимул их писать. Я не могу ничего пообещать насчет Сумерек, но хоббичьего добра у меня много!

[Дунаданка]

Гость,
раз мои истории достойны такого сравнения, то у меня есть стимул их писать. Я не могу ничего пообещать насчет Сумерек, но хоббичьего добра у меня много!

[Гость]

Жду.
С наступающим Новым годом.Счастья,удачи,радости и побольше,побольше,ну и конечно желания творить для нас.